Всем чмаффки в этом чатике :*
Гет
Остальное Гетное
Власть Ведьмы.
Автор: JustNobody
Фэндом: Однажды в сказке
Пэйринг или персонажи: Киллиан/Кора
Рейтинг: R
Жанры: Гет, Ангст, Эксперимент
Предупреждения: BDSM, Ченслэш
Размер: Драббл, 852 слов
читать дальше
Ночь поглотила руины Зачарованного Леса, укутала своей тенью море, а вместе с ним и пиратский корабль. Капитан, спасенный её покровом, бесшумно выскользнул из постели, прихватив с собой на палубу бутылку самого крепкого рома из трюма. Совершенно нагое тело обдавал прохладный солёный ветер. Уголки губ Киллиана лениво приподнялись – море всегда радушно приветствовало однорукого странника. Даже в Невэрленде.
Он вспомнил страну Пэна, страну лжи, теней и одураченных мальчиков и подумал, что его нынешняя участь не так плоха. Бывает хуже, Джонси, уж тебе ли не знать?
Бриз обдавал кожу холодком, словно щекоча, копошился в чуть влажных от пота волосах. Он был ласков – почти так же ласков, как Мила. Мужчина поморщился. Образ любимой возник перед ним, как живой, и в её глазах нет родного огня – только холод, пронизывающий до костей. Как у Коры.
Ведьма уже час, как спит, а он всё ещё чувствует, как сухие губы втягивают его в лишенный нежности поцелуй, как ледяные руки поглаживают плоть, предательски наливающуюся кровью и жаром. Безразличный взгляд её преследует пирата, проникая сквозь толщи дерева прямо в самое сердце. Кора его не вырывала – он проверял это по пять раз на дню. Но сильнее всего сердце билось в груди тогда, когда другой его орган, менее значимый, но не маловажный, одним рывком погружался в женское тело.
Пробка отправилась в воду, подняв негромкий всплеск. Началось её погружение в морские глубины. Киллиан надеялся, что скоро к ней отправится и бутылка. Нет… не надеялся. Не сомневался.
Он, как старый солдат, не глядя приложился к стеклянному горлышку. Ром скользнул по стенкам горла, словно спичка, чиркнувшая о коробок, распалил внутри пожар. Только вот даже старый-добрый алкоголь не смыл вкус чужих губ и след алой помады, напоминанием оставшийся в уголке его рта.
Её движения были спланированы и отточены, будто она занималась каким-то ремеслом, а не вверялась в плотские утехи. Холодные губы, снисходительная усмешка и глаза, из которых на его кожу тающим воском капал яд. Кора не давала Джонсу никакой свободы: направляла его руки, словно капитан, задавала курс рукам и члену, вопреки желанию хозяина, поддававшемуся грубым ласкам. Тело у ведьмы, хоть и не молодо, было подтянутым и ухоженным, так что животная тяга взяла верх над его разумом. Брала каждый раз.
Корабль, казалось, был охвачен не только волнами и ветром, но и порочным волшебством ведьмы. Её бедра качались принимая в себя плоть пирата, и судно двигалось в такт. Киллиана впервые за многие годы, что он провел, бороздя океаны, моря, реки и проклятые воды Неверлэнда, кишмя кишащие русалками, укачало.
Острые ногти когтями продирали борозды на его спине. Выступавшие бусинки крови, смешанные с потом, она медленно слизывала, бессовестно улыбаясь. Он ненавидел себя в эти моменты. Но, вопреки всему, стонал. Хрипло, протяжно, а Кора продолжала улыбаться, вознаграждая Киллиана очередным пустым поцелуем без тени искры.
Холод крюка, ведомого ведьмой, царапал грудь прямо в районе сердца, гулко стучащего о ребра. Кора, хищно щурясь, очерчивала им узоры, иногда намеренно поддевая хрупкую плоть, оставляя болезненные следы. Удовольствие, казалось, приходило ей от мучений пирата, а не от холодной страсти, сцепляющей их тела. Именно тогда лёд в глазах женщины трескался, являя наружу бурлящее адское пламя. Ненависть. Боль. Злоба. Всё в ней. Всё в ведьме сокрыто.
Эти унижения были не самым страшным. Джонс уже вылакал залпом половину бутылки, но выжечь воспоминания не получалось. Волны алкоголя не трогали разум, в котором копошились муравьи сомнений. Страшным было то, что ему нравилось. Чертовски нравилось. Ум говорил «нет», когда тело, сотрясающееся в шторме наслаждения кричало «да». Крюк испытывал к себе отвращение, мерзко осевшее в сознании, а Кора целовала его в губы и ухмылялась.
Она взяла его тело, взяла его ум. Жалкое сердце ведьме ни к чему – вот что говорила эта ухмылка. Через унижения и боль Кора доставляла такое удовольствие, какое не снилось ни одной портовой куртизанке. Доставляла и получала - не столько от мужского органа, податливо двигающегося ей навстречу, сколько от полнейшей власти над Джонсом. Она захватила его тело. Резервировала корабль. Стала его капитаном.
Он оторвался от рома всего на секунду, чтобы вздохнуть. Ручеёк темной жидкости скользил по подбородку пьяной слезой. Небо, вдарившее в глаза, показалось ему чужим. Звезды Неверлэнда за годы заточения стали привычней этих.
Допивая, Киллиан вспомнил её сонное лицо. Спокойное, словно мёртвое, с морщинами и той же холодной усмешкой, чуть менее выраженной. Если бы Кора не сопела, тихо-тихо, он бы подумал, что она отдала богу душу. Или хотя бы смел на это надеяться.
Бутылка пошла на дно, исследовать богатства подводного мира вместе с пробкой. Киллиан оставался трезвым как стёклышко. Уж не прокляла ли его ведьма? Обещала ведь, что больше не даст ему напиться.
Отняла последнюю радость. Сука.
Он засмеялся; из глаз вырвалась пара скупых слезинок. Этот звук солью и холодом рассеялся по ветру. Киллиан всё ещё ощущал чужие губы на своей коже, грубые касания длинных пальцев, после которых и сейчас местами заживали глубокие царапины на спине, на груди и чуть ниже бедер.
Пират знал, что снова спустится к ней. Что это будет повторятся день за днём, а возражать он не станет. Покорное тело, покорный разум. Непокоренное сердце, отданное мёртвой женщине.
Месть за Милу – цель его жизни. Кора никогда не обретёт полную власть над своей игрушкой.
Море дуло ему в спину, будто прощаясь. Киллиан спускался по ступенькам вниз. Улыбка колыхалась на влажных от рома губах, предвкушая тот день, когда выпивка снова обожжет не только горло, но и опьянит ум.
След ведьминых поцелуев потух на его устах.
Подцепить крюком снег.
Автор: JustNobody
Фэндом: Однажды в сказке
Пэйринг или персонажи: Крюк/Белоснежка
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Драма, Фэнтези
Размер: Мини, 971 слов
Статус: закончен
читать дальше
Иметь несколько имён и одно лицо – немного странно. Неудобно, чудно, почти неестественно, но вроде как правильно для таких, как она. Однако в каждое имя и обращение вложен разный, иногда противоречащий другому смысл.
«Снежка», - с щенячьей нежностью лопочет Дэвид, и от его приторной влюбленности, как у мечтательной малолетней девицы, порой тошнит.
«Ты», - быстро срывается с острого на язвительные замечания языка королевы, словно она выплевывает что-то мерзкое, к примеру назойливого жука, случайно залетевшего в рот. Презрение освещает тёмные глаза изнутри, передаваясь в речи, в прожигающих взглядах, в скованных жестах и старательно сохраняемой дистанции.
«Мэри Маргарет», - с заминками выдает Свон. Немного потупляет взгляд, потому что в голове сразу всплывает образ из диснеевской сказки, опасно граничащий со словом «мама». Пугающим словом, слишком чуждым, ведущим в неизвестность. Зарывающим в землю тот старый-добрый топор, с которым Спаситель не готова так легко проститься, забыть годы одиночества как страшный сон.
- Белоснежка, - еле слышно сходит имя из уст пирата, обжигающе сладко стекая в горло вместе с ромом, практически моментально тает в нестерпимой духоте Нэверленда.
А её зовут Белоснежка. Такое необычное, очень красивое имя, белыми хлопьями щекочущее кончик языка, отдающее зимней свежестью. Он произносит его нечасто. И хрипловатый, тянущий ромом голос чуть подрагивает, как задетая пальцем гитарная струна, когда Киллиан говорит. Шепчет, если точнее, чтобы никто кроме неё не услышал. По его влажным губам растекается сладкая кошачья улыбка, а буквы кружатся, жарким ветром джунглей доходят до слуха. Она краснеет, краснеют кончики забавных ушей и наливаются краской щеки. Девушке хочется улыбнуться, смущенно прикрыв лицо ладошкой или врезать пирату хорошенько, но Снежка нарочито отворачивается, словно ничего не произошло.
Вот только кончики ушей ещё долго горят, будто два маленьких сигнальных костра. И она словно злится, но сама знает, что это совсем не так. Джонс пробегается сверкающими, помутненными глазами по взъерошенным коротким волосам, постепенно спускаясь до самых пят. Дэвид никогда не сможет так посмотреть на свою жену. Взглядом томным и крепким, как любимое пиратом пойло, полным неясной горечи и ненормального интереса.
Частенько он пялится и на Эмму. Взор становится менее рьяным, с толикой неясного понимания, тенью ушедших в закат воспоминаний. Мила. Его милая Мила. Она тоже была сильной, почти каменной, и её сердце так же далось в руки не сразу. Тогда у него, правда, все конечности были на месте, и дела обстояли проще. Но, если долго, с должным усердием скрестись крюком о камень, рано или поздно его сточишь. И Эмма, нагретая солнцем, но твёрдая и неприступная на вид, пусть с черепашьей скоростью, но поддается. А снежок железным крюком никак не подцепишь. Но пара снежинок, прилипших к блестящей поверхности – уже достижение.
Утешение.
Дэвид, конечно, может и Прекрасный, но явно слепой. Все взгляды, шепотки пирата, теряющиеся в листве, рдеющие щеки жены остаются незамеченными. И дело тут уже не в болезни, которая не убила его благодаря Джонсу. Нет, принц просто не видит ничего дальше собственного носа.
У Регины и Эммы полно забот куда важнее.
Он сорвал поцелуй, честным путем добыл его у Спасителя. Страстный, быстрый и ничего не значащий ни для него, ни для неё. Прямой путь симпатичной женщины сказать пирату «спасибо». Тонкие губы Свон были практически сжатыми, а язык скользил в грубой спешке, стремясь наградить Киллиана желаемым и тотчас вернуться обратно.
Пират ждал этой награды. Несомненно. Сточить камень нелегко, но вполне возможно.
А вот подцепить крюком снежинки…
Ну хотя бы одну.
Вечер оседал в Нэверленде медленно, по-хозяйски захватывая маленький мирок тёмными ладошками кусочек за кусочком. Ветерок становился прохладным. Запах гниющих растений доходил до ноздрей уже не таким четким, растворяясь в воздухе с каждым утопающим лучом фальшивого солнца.
Эмма и Дэвид ушли за водой, оставив пирата и принцессу коротать закат вместе. Никого это не смутило. Спаситель, разрывающийся на кусочки, желал спасти сына, спасти своего бывшего, при этом желательно не утратив навеки в чаще диких лесов другую мать Генри. Свон, почти угрюмая, но такая же несгибаемая, часто избегала общества компании больше двух человек. Пристыженный принц, непрощенный женой, между попытками вернуть доверие старался держаться от Снежки подальше. Не подливать масла в огонь.
Костер уютно трещал, пуская вверх красные огоньки.
Киллиан покраснел от выпитого рома, а Белоснежка от ещё не ушедшей до конца жары. По крайней мере, они так считали – это было удобнее всего. Молчание долго не нарушалось ничем, кроме звуков природы и тихого пения пылающего огонька, на котором скоро будет греться их ужин.
Еле слышный, почти интимный шепот прорезал тишину. Милые, чуть оттопыренные уши девушки заполыхали ярче пламени костра.
- У тебя такое красивое имя, - хохотнул он, подходя на непривычно близкое расстояние. Его дыхание, пропахшее алкоголем, но не сказать, что противное, вызвало целую волну мурашек, коснувшись шеи. – Бе-ло-снеж-ка, - тягуче растянул Киллиан, пробуя на вкус первый снег, долгожданный, словно какое-то праздничное чудо.
Утешение.
Она развернулась, так и не встретив его тоскливый, но добрый взгляд. Мягкие теплые губы оказались чем-то похожи на губы Эммы, вот только касание их было не грубое, точно мужское, а робкое и невинное. Чистое. Снежное.
Ласковый, колющий холодными искорками поцелуй. Случился очень быстро и быстро растаял, уступая место прежней сырой и противной ранней весне, ненадолго потерявшей власть.
Как только рука пирата попыталась прилечь на хрупкую женскую талию, Снежка отстранилась. И теперь уже пылали не только уши или щеки: она сама светилась ярче костра.
- Спасибо, что спас Дэвида, - коротко бросила она, повернувшись спиной. Направилась в другой конец их небольшого лагеря.
Очередное пустое «спасибо», но от жены спасенного, а не от дочери. Вот только сейчас, в этот раз для него оно что-то значило. Для неё – нет. Рыхлый свежий снег ни за что не слепить, не подчинить себе с помощью крюка. Вот сильными, хоть и неуклюжими руками принца – пожалуйста. Прекрасный и глупый муж Белоснежки, к которому Киллиан, вопреки всему питал почти дружественные чувства.
Одним крупным глотком Джонс осушил остаток фляги, стараясь не попасть ромом на губы. Горло грел родимый напиток, а уста след недавнего поцелуя, почти морозный и сладкий. Киллиан боялся смыть его, хотел ощущать прикосновение губ Белоснежки как можно дольше, растянуть удовольствие, потому что знал – это случилось в первый и последний раз.
И всё же пара снежинок прицепилась к железному крюку. А то, что они уже растаяли – не так важно.
Red Moon.
Автор: JustNobody
Фэндом: Однажды в сказке
Пэйринг или персонажи: Грэм/Руби
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Романтика, Ангст
Размер: Мини, 1013 слов
Статус: закончен
читать дальше
Дух леса – одинокий странник. Бесцельно блуждает среди деревьев, щекоча ветром листья и слегка приминая траву ровной уверенной поступью. Еле колышет ветви, гладит по шерстке зверей, ласково треплет птичек, иногда забирая себе на память перо или даже два. Его дыхание свежо, пахнет сыроватой зеленью и плодородной землёй, с примесью цветочных запахов и пылью редких дорог, каналами протекающих через лесные тернии.
Мириады звёзд светлыми пуговками прошили полотно ночных небес. Шелковая завеса облаков прочно сковала луну, не давая её мягкому свету пролиться на сонные дебри. Воздух дышал прохладой. Ничего во тьме – лишь шум лап, уверенно бегущих навстречу охотничьим угодьям, холмам, полям, лесным чащам. Вой, призывной мелодией пронзающий ночное спокойствие, раздался совсем рядом.
Охотник сидел на траве, и, хотя холод зябко охватывал нижнюю половину тела, она казалась удобнее и воздушнее самой лучшей перины в замке. Там, в тёмных бездушных коридорах, сновали тени, злобные и потерянные, а здесь, не смотря на отсутствие лоска, даже намека на изысканность, мужчина дышал полной грудью. Мог даже вообразить, что где-то в ней, совсем тихо, бьется измученное ведьмой сердце.
Но только ненадолго. Свобода лесного духа снимала цепи, лишала королеву власти над его телом и душой. Она была драгоценна, важнее золота, пищи, воды, однако, увы, не ценнее жизни.
Собственной шкуры.
Он так жалок, упал в своих же глазах. Волк-одиночка, забывший, каково видеть свет луны и испытывать щемящий трепет, будто богиня глядит на тебя с неба и широко улыбается. Грэм не воет, гордо вздымая голову, никогда не выл, но его преданный четвероногий товарищ отдувался ранее за двоих. Теперь верный до смерти волк, необычно проницательный и умный, лучший друг из всех возможных, хранит молчание. Поскуливает, рычит – бывает, но выть – с тех пор ни разу.
Его сердце, наполненное огнём, налитое кровью… Испещренное темнотой. Не покинутое и светом.
Волчий вой вдалеке. Полный боли, мольбы, неразличимых горестей и неутерянных до конца надежд.
Почти забытый, словно из детства, родной звук, нужный и желанный в этот час.
Волк. Девушка. Волчица. Оборотень.
Столько слов… столько неточных, но подходящих слов.
Они с его преданным товарищем, чьи глаза разного цвета, прибежали вместе. Охотник не сомневался, что тот справится с поставленной задачей. Приведет её. Обменявшись взглядами, которые не требуют объяснений, речи – глубокая связь меж волками-братьями, они разошлись. Личный вестник ускакал обратно в чащу, попытать удачу в охоте.
Она ничего не говорила долгое время. Будто чего-то стеснялась. Будто кому-то не доверяла.
Жестом пригласив Руби присесть рядом, Охотник вежливо улыбнулся. Печальные глаза, вечно налитые непролитыми слезами, блестели, отражая звёзды.
Красная Шапка думала, серьезно оценивая взглядом его, территорию… обдумывая происходящее, его правильность и разумность. Может, в её венах и текла волчья кровь, бурля, в полночь даруя сверхъестественную мощь, благословляя на охоту, но человеческого в Руби оказалось куда больше. Грэм другой. Обычный внутри, но настоящий зверь по разуму. Знающий о милосердии, о непорочности куда больше простых людей.
Придвинулась она так близко, что на его ладонь, сжимающую траву до хруста, лег подол красной накидки. Руби продолжала искать подвох, явно была готова к атаке. Охотник понимал. Охотник уважал. Охотник был рад, что она не глупа. Значит, ей стоит довериться.
- Чего ты хотел, королевский охотник? – после недолгого молчания вопросила Руби, серьезно, но не обвиняя, только констатируя факт.
Он ухмыльнулся, без особого веселья. Глаза искали луну, но нашли только облака на ночном небосводе.
- От тебя пахнет мокрой шерстью.
Это выражение лица… Маленькие морщинки на лбу, ребячески поджатые губы, расширившиеся глаза. Обида?
- Это был комплимент, - поспешил объясниться Грэм, слегка посмеиваясь над её реакцией.
Руби улыбнулась, обнажив острые белые зубки. Такие большие и красивые – никакому волку и не снилось.
- Предположим, я в это поверила, – сказала девушка, продолжая освещать ночь искренней улыбкой. - А теперь, давай к делу, - добавила она уже холоднее, но не требовательно.
В нос попал отчетливый аромат прелых листьев, диких ягод и волчьей шерсти. Где-то внутри приятно кольнуло, почти незаметно. Где-то в области груди. Где-то в пустоте, зияющей вместо пылающего сердца. Показалось, наверное. Невозможно это.
Он выдохнул, оцепляя замком прижатые друг к другу колени.
- Если вы не двинетесь на рассвете, к полудню Регина с войском нападет на вас прямо в лагере. У неё на пути окажутся несколько мирных деревень, - он печальным сиянием на дне глубоких очей-омутов встретил недоверчивый взгляд больших глаз. – У меня нет хитрого умысла. Просто хочу сохранить несколько десятков невинных жизней. Снежка знает, что мне можно довериться. Просто передай послание – это всё, о чём я тебя прошу.
Руби задумалась, не отрывая взгляда от его безмятежно спокойного лица. Шестеренки в её голове бесшумно крутились, рождая на свет приговор. Он молчал. Заворожено касался взором её лица, заправлял непослушные прядки тёмных волос, приглаживал складки на алом плаще. Красном, ярко-ярко, но почему-то мыслей о крови после рассмотрения этого цвета не возникало.
Тук-тук. Сердце стучало далеко, брошенное и забытое. Королева сцеживала с него кровь, шептала приказы, а потом бросала обратно, словно надоевшую игрушку.
Шелк опал серой дымкой, освобождая луну. Руби нехотя улыбнулась, вроде нехотя, а, может, немного смущенно.
Сердце билось в груди. Так кажется. Луна показалась. Это глупо, но тогда он бы с радостью завыл, благодарно взывая к небесной богине.
К верховной волчице.
- Я… передам твои слова, охотник, - вежливо изрекла, наконец, девушка, приподнимаясь с прохладной земли.
Красный капюшон во тьме казался знаменем чего-то хорошего. Грядущего через ночи, сеющего надежду.
- Стой, - окликнул мужчина. – Меня зовут Грэм. А как твоё имя? – произнес он взволнованно, таким голосом, словно не рассчитывал на ответ.
Какое-то время Шапка сомневалась – это было заметно по внезапно настигшей её заторможенности, по недоверчивому взгляду.
- Руби, - как-то неуверенно сказала она, улыбнувшись последний раз на прощание. – До свидания, Грэм.
Она скрылась. Неспешные легкие шаги сменились грациозной походкой зверя, уносясь прочь с немыслимой скоростью. Его волк, блуждающий совсем рядом, скорбно завыл ей вслед, первый раз с тех самых пор, как Охотник лишился сердца и последних крупиц достоинства.
Сердце клокотало где-то в королевских закромах, грозя выскочить из деревянной шкатулки. Бездна в его груди тихо постукивала, словно в ней ещё теплились искорки чувств, захваченных Региной в плен.
Луна, серебряная и величественная, освещала небо.
Но его луна не была серебряной. Она оказалась красной, но не кровавой.
Волк продолжал протяжно выть за двоих, как в старые добрые времена. Звёзды и луна дарили лесу покой. Грэм наслаждался мгновениями свободы и живости ощущений, зная, что во дворце его ждет холодная постель и такие же холодные губы королевы.
В замок не проникнет красная луна. В его груди окажется безраздельная пустота, и не намека на сердце.
Blue.
Автор: JustNobody
Фэндом: Однажды в сказке
Пэйринг или персонажи: Голубая Фея|(/) Румпельштильцхен
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Джен, Ангст, Драма, Даркфик, Эксперимент
Размер: Драббл, 813 слов
Статус: закончен
читать дальше
Земля под босыми ногами сырая, рыхлая. Мелкие камешки осколками стекла хрустят меж пальцев. На дороге – ни души. Светлый шум оставшегося позади городишки не достает обманчивыми лапами до сюда. Она-то знает: за приятной оболочкой ухоженного трупа скрывается прогнившая плоть, кишащая извивающимися червями. Людьми, которые ратуют за очищение, но на самом деле только ускоряют всеобщее разложение.
Местами порезанные пальцы прижимают к телу порванное платье. Не дают пропитанной кровью ткани обнажить грудь, испещренную красно-синим узором синяков и ссадин.
Она помнит, как всего час назад не сдержалась. Очередной клиент без мозгов и человечности в пьяной голове, помутнившейся в животной сущности этого ублюдка. Очередной вечер боли, танцующей по кругу. Очередные унижения. Очередной вспоротый корсет.
Дешёвые нитки на одежде рвались с тем же звуком, с каким разошлась кожа на его нечестивой глотке.
И это показалось ей символичным, потому что соображала она тогда до омерзения здраво, без намека на сожаление. И страх только один, при чем совершенно осмысленный – страх, что поймают.
Кровь на испорченном платье – его. Засыхает винными пятнами на подоле, у поврежденного корсета, на рукавах, в одном из которых до сих пор терпеливо прячется нож, дожидаясь нового заветного часа.
Кровь, ржавой струйкой застывшая в уголке губ – её. Но слизывать, оттирать не хочется. Пусть служит напоминанием.
Кровь на атласной ленточке, обнимающей тонкое запястье, на последнем напоминании о непорочных временах, о честном способе зарабатывать на хлеб, утерянном навсегда, алеет кривыми пятнами. Портит цвет.
Цвет озаренных солнцем небес в разгар счастливых дней лета. Цвет жизни. Её цвет.
Куда бежать? Куда идти?
Прочь. Просто прочь отсюда.
Самое странное – нож взялся из пустоты. Соткался из воздуха, из ниоткуда, сам лег в ладонь, побуждая к действию. С ней часто такое случается. Пространство в лихой буре пропитывается невидимым током и бьет молнией точно туда, куда надо.
Магия. Течет по венам, неограненная, не облаченная в подобающую форму.
По её венам. Но она пока не до конца это понимает.
А он понимает. Всегда, всё и раньше всех.
- Далеко держишь путь, дорогуша? Ну и видок у тебя, - сказал голос за её спиной, прошитый нитями насмешки, золотыми и прочными.
Нет страха – он улетучился. Нет веры – уже давно нет. И желание бороться как пришло, отняв жизнь того чудовища, так и пропало, не оставив в душе и следа.
В её глазах – небо. В её глазах – бездонная пропасть.
Ни капли сомнения на дне океана.
- Хорошо, - выдыхает она, оборачиваясь. – Я попалась. Давай – убей меня.
Но за спиной – не мошенник, не горожанин, не бывший клиент… Демон. Тот, о ком говорят по ночам в переулках, понижая голос, бросая трусливые взгляды на проходящие по стенам тени. Стоит неподвижно, улыбается, обнажая гнилые зубы. Смеется противно, скрипуче, оценивающе наклоняя голову.
В его глазах – расплавленное золото. В его глазах – глубина мирских знаний.
Ни обвинения, ни презрения, лишь интерес.
- Я не собираюсь убивать тебя, дорогуша. Ты полезнее, чем может показаться с первого взгляда, - он натянуто фыркнул, дергая руками, словно цирковая кукла. – И я могу сделать тебя ещё полезнее. Запах магии так и сочится от нас с тобой. Ветхий, затхлый, наполненный могуществом… - сказал незнакомец, жадно втягивая ноздрями воздух. – Чувствуешь?
Она давно знала, что закрытые намертво двери не просто так распахиваются перед её носом. Что просто так уйти из борделя, когда ты с ног до головы опоясана кровавыми пятнами – это настоящее волшебство, как и возникающие ниоткуда в нужный момент ножи. Игриво блестящие, крепкие и заточенные.
- Что ты хочешь этим сказать? – недоверчиво, холодно интересуется она, не теряя лица, собирая остатки ещё неутерянного достоинства в кучу.
- Как твоё имя, дорогуша? – спрашивает златокожий, широкими шагами сокращая меж ними дистанцию. Земля под его ногами не шевелится, не хрустит, будто по ней шествует призрак.
- У меня нет имени.
- Правда?
- Да.
Он разражается диким, безумным хихиканьем. Щелкает пальцами – она стоит перед ним в новом платье, а кровь осталась лишь в одном месте – на краешке атласной ленты.
- Хочешь уметь делать так же? Мы придумаем тебе имя… Я давно не встречал такого потенциала, - будто бы одобрительно восклицает он, яро жестикулируя, и обрамленные грязным золотом глаза не моргают, сосредотачивая на девушке всё внимание.
Она смотрит на ленту, цвета невинности и утерянного счастья. Единственную нить, идущую в безгреховное прошлое через тернии настоящего.
Испачканную кровью, как напоминание о будущем.
Дурацкое имя, но вполне подходящее.
- Голубая, - выдыхает она совершенно серьезно. – Меня зовут Голубая.
На этот раз он не смеется. Даже не шевелится.
- Так ты идёшь со мной, Голубая? – сказал Румпельштильцхен, смакуя последнее слово на кончике языка, уверенно протягивая руку, приглашая схватить его пальцы и пойти по новой, пока неизведанной тропе.
Она замирает в последний момент, оставляя несчастный дюйм меж их ладонями. В его глазах сверкает досада, прослеживается раздражение.
- Зачем тебе это?
Теперь он опять смеется. Не скрипуче, словно петли древней темницы – мягко, почти ласково.
- Скажем так, дорогуша, - ухмыляется маг, хватая новоиспеченную ученицу за чуть дрожащие пальцы, - я заинтересован в твоём будущем.
Фиолетовый туман окутывает их хищными клубами, поглотив без остатка тела, унеся их вдаль.
На землю, печально покружившись в воздухе, упала лента.
Нити прошлого окончательно порвались.
Лента – голубая, кровь – красная, а грязь – черная.
Вот только это уже не важно.
Фемслэш
So painful.
Автор: JustNobody
Фэндом: Однажды в сказке
Пэйринг или персонажи: Регина/Кэтрин
Рейтинг: PG-13
Жанры: Джен, Фемслэш (юри), Драма, Психология, Повседневность
Размер: Мини, 1014 слов
читать дальше
Сладко-горькое лекарство от всех невзгод. От ссор с мужем. Его отчужденности. Её сомнений.
Глоток. Ещё глоток.
Кэтрин топит горе на дне стеклянного стакана, наполненного отливающим янтарем сидром. Регина, трезвая как стеклышко, вежливо спрашивает гостью, не проголодалась ли она, и постепенно прохладная улыбка на полных устах становится чуть теплее.
С Дэвидом не о чем поговорить. Иногда складывается устойчивое впечатление, что они разговаривают на разных языках. На родственных языках: время от времени находятся общие слова, даже целые фразы. Для семейной жизни этого катастрофически мало. И Кэтрин их непонимание волнует, не дает и минуты покоя, петлями заковывает по рукам и ногам, не позволяя отвлечься на что-либо другое. А ему будто нет никакого дела. Не замечает, не видит, не слышит. Глух как стена. Обещает, что всё будет хорошо, хотя они оба улавливают, как картонно это звучит.
На дне оазисами средь стеклянной пустыни блестит последняя пара капель.
- Ещё, пожалуйста.
Удовлетворительно кивнув, Миллс ставит графин на журнальный столик и присаживается рядом. Тонкий аромат её духов, аромат приятной горечи и увядших цветов, погружает глубже липкие, навязчивые мысли о предстоящем возвращении домой.
Маленький водопад яблочного сидра наполняет стакан.
Небольшой глоток. Ещё один.
Глубже… ещё глубже… на самое дно. Наутро всё всплывет, как весной выплывает мусор, скрытый под толщей снега.
Но пока что это не важно.
За час взбудораженные, сбивчивые рассказы о проблемах остались позади, уступив место молчанию. Сидр топит имя Дэвида, его нерешительные поступки, его монотонные бессмысленные речи о том, что стоит немного подождать – и вмиг образуется сказочный замок на месте разваленной лачуги, где очаг давным-давно потух и растапливать его никто не собирается.
Светлые волосы Кэтрин солнечными лучиками раскидались по мягкой обивке дивана. Она кладет голову на теплое, слегка неудобное плечо мэра, а та не возражает. По крайней мере, вслух.
Излитая подруге душа обрела долгожданный покой. Ненадолго. Прохладные янтарные воды испарятся скоро, а тревога нахлынет с новыми силами. Нужно быть готовой. Не расслабляться. Но, вопреки собственному совету, девушка сонно жмурится, а довольная улыбка сиропом растекается по её губам. Рядом с Региной проблемы кажутся далекими и ненастоящими, наброском на бумаге, тенью настоящего…
Или прошлого.
Во время их посиделок Кэтрин говорит много и наспех, выливает всё и сразу, чтобы не мучится. А из Регины сложно вытянуть и звук. Но Кэтрин вытягивает. Равномерно, плавно и постепенно, шаг за шагом учит доверять людям женщину, которая явно в них разочаровалась. Её душа – потёмки. Миллс не открывает в неё дверь, не дает ключ, но разрешает мельком заглянуть в замочную скважину. Это лучше, чем ничего.
Регина не откровенничает по долгу, а Кэтрин не обещает, что их с Генри отношения наладятся, не уверяет, что общий язык так или иначе найдется.
Потому что она не знает точно.
Потому что она не хочет врать.
Регине не нужны чужие утешения. Прояви Нолан хоть мельчайший намек на жалость – мэр бы наплевала на свои тёмные игры, на Снежку, на принца и выставила бы Кэтрин за порог раз и навсегда. Но, к ужасу, вгрызшемуся в жилы, женщина поняла, что начинает привязываться к этой глуповатой, местами излишне оптимистичной девчонке. Привыкать к теплу объятий, к мягкости слов, к искренности улыбок. А привычка – это зависимость. Зависимость – это слабость.
Регина позволила себе одну слабость – Генри. С неё достаточно.
Скоро придет пора завершить очередной коварный план, в котором Кэтрин Нолан уготована немаловажная роль. Месть, которая стала не смыслом жизни – самой жизнью, и нет ей и конца и края, нет конечного числа жертвам, принесенным королевой ради долгожданного счастливого финала. Очередная пешка, отданная на съедение, чтобы спасти ферзя.
Отчего же королеве так горько?
Отчего же королеве так больно?
Они в тишине, слишком комфортной, чтобы её нарушать. Где-то в доме мерно тикают часы.
Длинные пальцы находят ладонь Регины на ощупь, поглаживают нежную кожу. Нос щекочут короткие тёмные прядки волос. От них пахнет каким-то необычным шампунем, возможно ягодным, и Кэтрин с трудом подавляет желание зарыться в них, на миг забыв обо всём.
Несчастия топит не сидр, хотя без него тут не обошлось – отрицать бессмысленно. Регина, словно чёрное солнце, затмевает вокруг тревоги и печали. И мало кто видит её истинную природу. Никто, кроме Кэтрин. Остальные страшатся, словно кометы, пророчащей крушение всего сущего, не замечая тепла карих глаз, не обращая внимания на камешки одиночества, лежащие на илистом дне реки ненависти.
Часы бьют полночь, тихим громом нарушая спокойствие.
Кэтрин нехотя встает, лишаясь уютной близости с мэром, лениво потягивается, поправляя запутанную копну светлых волос. Настало негласное время уходить. Мэру рано вставать на работу и Нолан знает и уважает тягу подруги к важной и ответственной должности. Регина убирает стаканы, негромко звякнувшие в руке, относит их на кухню, пока гостья одевается, готовясь к прогулке по промозглым улицам ночного Сторибрука.
Когда Регина заканчивает скорую уборку, Кэтрин уже стоит в коридоре. На ней смешная, торчащая колпаком вязанная шапка, осенняя куртка. И сама девушка довольно забавная с этим пьяным румянцем на щеках, с довольной улыбкой и сияющими глазами, в которых мелькает отражение Миллс, тоже счастливой. Настолько счастливой, насколько она вообще может быть в таком положении.
Генри. Свон. Белоснежка.
Руки Нолан крепко прижимают её к себе, и образы людей, любимых и ненавистных, гаснут в этих объятьях.
Кэтрин целует её на прощание, одаряя Регину яблочным дыханием. Ни одна из них не замечает, что тонкие губы девушки мимолетно коснулись пухлых губ мэра, зацепив алую помаду, мельком коснувшись шрамика. Ни одна из них не замечает, что поцелуй длится гораздо дольше, чем ему следовало.
Ни одна из них не хочет этого замечать.
Кэтрин дома ждет муж, как думает она. Или хочет думать. Надеется, что хочет.
Регина предвкушает месть. Надеется, что предвкушает и не станет ни о чем сожалеть.
Хлопает дверь дома с номером 108. Дорога от крыльца до асфальтированной дороги кажется длинной в милю, непомерным расстоянием. Кэтрин идет не спеша, чувствуя привязавшийся запах не своих духов и тепло поцелуя, вместе с которым растворяется и спокойствие. Дома ждёт Дэвид. Почему-то от этого не становится легче.
Вместе с девушкой куда-то ушло и хорошее настроение Миллс. Улыбка опала с лица, как листва опадает с деревьев. Наступила веющая холодами осень. Отчего-то в груди щемит, словно чёрное сердце не хочет терять крупицы любви. Регина подавляет мысли о скорой встрече с Голдом, заправляя прядь за ухо, ненароком коснувшись пальцем влажного следа чужих губ.
Она поднимается по лестнице наверх, заглядывает в комнату к сыну. Боль внутри поутихла, но, стоило покинуть спящего Генри, вновь заколола сердце отравленными иглами с прежним натиском.
У королевы не может быть друзей. Только враги и союзники.
Но отчего же тогда ей так плохо?
Отчего же тогда ей так больно?
Остальное фем.
Потерянное и найденное.
Автор: JustNobody
Фэндом: Однажды в сказке
Пэйринг или персонажи: Тинкербелл/Ариэль
Рейтинг: PG-13
Жанры: Фемслэш (юри), Романтика, AU
Размер: Драббл, 870 слов
читать дальше
инить Регину во всех ненастьях было легко. Легче легкого. Почти правильно.
Крылья Тинкер исчезли, будто их и не было. Не частица тела – души. Вырвали, отобрали, а вместе с этим сделали сломанной и бесполезной. Неполной. Бесцельной. Фея без магии и гроша ломанного не стоит. И куда было проще злиться на огонь, который по ошибке хотелось принимать за ровно бегущую воду. Несложно убеждать себя день за днем, что в ожогах виновато необузданное, слишком горячее пламя, а не пальцы, потянувшееся к нему. Незримые рубцы внутри, возникшие на месте оторванных крыльев, без остановки кровоточили ненавистью. Но цвет у неё был не черный, как сердце королевы, и не зеленый, как ставшее былью призвание феи – голубой. Но кому хочется швырять камень во всеми хвалимое, превозносимое добро, когда коварное зло само не прочь приписать очередной трофей в виде искореженной жизни, пропитавшейся несчастьями судьбы и разбитыми вдребезги грезами?
Русалка без голоса в бесконечном плавании по мирским солёным просторам. Вода отравляла, топила легкие, и не всегда только в воображении. Невыносимо хотелось воздуха. Взойти на берег, ощутить бархат песка меж пальцами и вздохнуть полной грудью, да только вместо ног по-прежнему бился чешуйчатый рыбий хвост. Пейзаж из кораллов и рыб стал отвратителен до тошноты, но бежать некуда. О помощи не крикнешь. Вместе с голосом испарилось и желание хвататься за отнятые мечты. Надежды мелкими капельками обратились в нектар, что испила королева. Чашу чужых страданий – до дна.
Винить Регину в потерянном счастье было легко. Винить в найденном – увы, не получалось.
Ненависть оставалась такой же нежно-голубой: небесно чистой, кристальной, правильной, без единого острого угла и порока в послужном списке. И без цели. Души. Наполненная пустотой до краев. Тинк, обретя уважение, злосчастные крылья и дом, не думала, что ко всему прилагается монашеская ряса. Прежнее, забытое в душной пелене Невэрленда, безразличие. И, хоть она могла взмыть ввысь, больше всего хотелось провалиться сквозь землю. Регина заслуживала того шанса. Может, не от неё. Может, гораздо раньше, чем его дали. Но Голубая – Мать-Настоятельница, даже не держа креста в руке и библию за пазухой, праведностью своей могла унизить. Как раньше. Поставить себя в пример идеальной духовности, рядом с которой Тинк ощущала себя грязной, ничтожной. Жалкой. Не для этого она возвращалась. Не к сему стремилась. Вместе званием «фея» и крыльями, на её плечи рухнул небосвод – голубой, чистый-чистый и непомерно тяжелый. Свобода стала клеткой. Вода – огнём.
Принц Ариэль улыбался широко, лицо его красиво, а плечи крепки. Голос мелодичный пел песни о путешествиях, о дальних странах, о неизведанном и далёком, как звёзды, и столь же чарующем и недостижимом. Эрик – любовь, истинная любовь. Как в сказках. Да только Сторибрук – не Зачарованный Лес. Сказки больше не волшебны. И принц – не прекрасен. Он привык разделывать рыбу днем и пить пиво вечером в компании друзей, а потом спать до утра мертвым сном утопленника. Эта жизнь Эрику по нраву – никаких королевских забот, никаких обязанностей. Путешествия утратили былое значение, стали картинкой в календаре, на которую любо смотреть, но не более. Глупо, как глупо. Играть с жизнью, скитаться долгие годы ради подарка, в котором, как оказалось, по-настоящему притягательна лишь оболочка. Истинная любовь - фантик для наивных дурочек. Да и истинной ли она была? И любовью ли?
Они знали друг друга давно, так, что и не сосчитаешь, но не по имени – по лицу. Ариэль, как казалось ей, скоро забудет собственное имя. Тинкербелл наоборот, только начала его обретать, забывая о цвете-прозвище, кличке верной феи, да только назваться было-то некому. Виделись издалека, мельком проводя взглядами по незнакомым лицам, печальным, уставшим, точно собственное, и думали обе в один момент: не одна я такая несчастная.
Винить Регину во всём так просто, да только бессмысленно. Проще взглянуть в зеркало иль в отражение на глади воды – там прячется виновник прогремевших торжеств.
Они проводили дни вместе, встречая солнце, окутывающее несмелыми лучами захолустный городок. Они провожали закат смеясь, говоря часами ни о чём и лишь изредка о чём-то. Или о ком-то. О Регине, к примеру. О Голубой Фее. О Эрике. Вот только говорить о них почти не хотелось.
Первая встреча случилась нечаянно. В кафе «У Бабушки», будто тысячу лет назад - так хорошо успели узнать друг друга. Всеобщий шум и гам, радость, бурление эмоций способствовали встрече двух одиноких, почти никого не знающих девушек. Наконец решились познакомиться, спустя столько лет перебрасывания молчаливыми сочувственными взглядами.
Когда у дружбы появился странный оттенок, никто из них этого не заметил. Сначала. Жизнь текла сквозь пальцы, подобно песку, и обеим хотелось собрать волю в кулак, изменить её к лучшему. Ариэль бросила Эрика наедине с рыбой и пивом. Тинк украла чуток пыльцы вновь: организовала себе волчий билет, сложив монашескую рясу у алтаря вместе с тяжестью праведных небес.
Тинкербелл и без магии, так и оставшейся во взятой без спросу склянке, нашла свою истинную любовь. Порыв внезапный, точно нагрянувший в штиле порыв спасительного воздуха, побудил к действиям. И правда - ветер на причале, где они гуляли, холодил раскрасневшиеся от вина щеки. Празднование перемен к лучшему шло ровно, вплоть до этого происшествия. Она неловко, робко коснулась мягких русалочьих губ своими. Тепло моря с налётом соли рисовало воображение, но на деле было просто приятно, сладко. Правильно и волшебно. Тинк, ведомая эйфорией от поцелуя, летала без всяких крыльев, словно воздушный шарик, а Ариэль твердо стояла на ногах, обнимая бывшую фею за талию. Опора и голос – всё, что было нужно маленькой русалочке. Никаких принцев.
Крылья утеряны. Принц утерян.
А Регине, пожалуй, за когда-то отнятое, однажды стоит сказать «спасибо».
Reflection.
Автор: JustNobody
Фэндом: Однажды в сказке
Пэйринг или персонажи: Злая Королева/Лейси Френч (Белль)
Рейтинг: R
Жанры: Фемслэш (юри), Ангст, Драма, Фэнтези, POV, Эксперимент
Предупреждения: Нецензурная лексика
Размер: Драббл, 986 слов
Статус: закончен
читать дальше
Я курю. Курю прямо в постели, зная, как тебя это бесит. Потому что изнеженный королевский нос не привык к смогу, ведь в вашем долбаном сказочном мире и сигарет-то не было. А я курю. Курю, и останавливаться не собираюсь. Ты морщишься, искажая своё нереально красивое лицо, но меня это не смущает. Я – ребёнок, которому говорили, что нельзя совать пальцы в розетку. Чисто ради тупого интереса пытаюсь узнать, что будет, если это сделать. На логику, разум и прочую фигню - насрать. Понимаешь? Конечно понимаешь, иначе уже давно выпотрошила бы меня, словно разъяренный хищник беспомощного оленёнка.
В твоих глазах гнев, такой дикий и пылкий, что мне ещё сильнее хочется довести дело до конца. Взбесить. Ценой собственной жизни. Ха. Ты ведь убьёшь меня, верно? Убьёшь?
Ты заламываешь мои руки за спину, без предупреждений, резко, грубо, и меня это заводит даже сильнее, чем ты можешь себе представить. Сигарета с тоскливым шипением упала на пол. Есть угроза пожара. Но Её Величество слишком занято мною. Очень лестно, кстати. Губы кусают, оставляя рубцы, целуют так нежно, что у меня кружится голова. Нет, не от выпитого час назад виски. От тебя. От этой безумной череды прикосновений и поцелуев, разных, как обжигающее солнце и мягкий свет луны.
Я горю из-за тебя. Тело не подчиняется, следуя инстинктам, скрытым желаниям. Пользуясь секундой замешательства, которую ты посвятила тщательному осмотру моей груди, я, словно вампир из старых чёрно-белых ужастиков, впиваюсь в твою шею, лаская языком набухшую венку. Оставляю метку. Алый знак, неприятно пахнущий сигаретами, теперь красуется на твоей нежной коже. Опять морщишься, но уже не от отвращения. Тебе нравится? Неожиданно. Ты – настоящая загадка.
Даже если начнется пожар, и языки пламени сожрут дом, нас с тобою прямо во время плотских утех… Кого это ебет? Мы же всё равно не умрём, пока не умрут они. Эти сволочи по ту сторону грёбаного волшебного зеркала.
Эта скотина… Он так любит свою Белль, а я – всего лишь милая ручная собачка, которую можно сдать обратно в приют. Теперь мы здесь. Все мы. Отвергнутые и брошенные на произвол судьбы. Запасные копии.
Начнём с того, что Алиса – дура. Только последний идиот может захотеть попасть в Зазеркалье. У меня есть время подумать о подобной херне, ведь ты специально пытаешь игривым хождением вокруг да около. Упрямо обделяешь вниманием основной очаг пожара, причиной которого являешься Ты.
Нас придумала она. Меня – чтобы насолить врагу, тебя – чтобы спрятаться за каменной стеной от угроз внешнего мира. Чтобы стать сильной, казаться сильной… Это забавно. Тебе тяжелее, ведь она создала тебя, холила и лелеяла, а потом решила вернуть былой облик, насрав на ваше общее прошлое. Теперь она хочет казаться доброй, и Злая Королева ей нахрен не нужна. Ты ненавидишь её и тебя гложит обида, паразитирующая в голове, поедающая разум ложка за ложкой.
Время проходит и стоит на месте. Здесь нет ничего настоящего. Не нужно есть, нельзя умереть. Через пару часов воскреснешь. Это – отражение. Кажется реальным, но на деле – кривая мазня обкуренного в жопу художника, вроде тех, что рисуют непонятную хуйню, аргументируя это избитой фразой: «Я так вижу».
Ты не произносишь её имя, потому что это причиняет боль. Регина. Её зовут Регина. Теперь у неё и фамилия есть: Регина Миллс. Мэр, мать, стерва и бывшая Злая Королева. Вроде алкоголика, завязавшего с выпивкой. Ну, тебе это смешным не кажется.
Я ни хрена не помню. Как мы с тобой познакомились? Я в тот день пила вместе с копией того красавчика, что вечно шляется с коротко стриженной мышью в реальном мире. Он был жалок, как и все, кого я встречала до тебя. Ты идеальна. Все недостатки Регина оставила себе на память, даровав мне совершенную Злую Королеву. Он попытался изнасиловать меня. Взять силой. А ты вырвала ему сердце у меня на глазах. Это было круто. Звучит тупо, знаю, но в точности описывает эмоции. Я была первой, кому понравилось смотреть на твоих рук дело. Пытки, страдания, власть. Голд и мизинца твоего не стоит. И, признайся, тебе доставляет наслаждение моя реакция на твои зверства. Поэтому мы здесь. Вместе. Я хочу, чтобы так было всегда.
Всласть насладившись моими стонами, исполненными до краёв нетерпения и жгучего желания, ты проявляешь милосердие. Грубо входишь в меня. Тебе не нужен член, чтобы кого-то брать. Ни один мужик на такое не способен. Я знаю. Пока Белль была в спящем режиме, много воды утекло. Надеюсь, старый хрен об этом помнит.
Мы с тобой – отражения в кривом зеркале, моя королева. Фальшивки. Копии. Сигаретный дым. Мы нахрен им не нужны.
Это даже не жизнь. Отражение жизни. Искаженное, испорченное, неясное. Почему же я это чувствую, а? Скажи мне. Белль сделала мне подарок? Умение влюбляться в чудовищ?
Его я не любила. Никогда. Пользовалась и только. Но тебя…
Пошло всё к хуям. Да. Так просто. Потому что долбаные копии тоже умеют чувствовать. Я заслужила это право.
Моё дыхание – твоё дыхание, твоё тело – моё тело. Наши пальцы, наши губы стали единым целым, двигаясь в такт в одном безумном танце. Я растворяюсь в тебе, как сахар в чашке горячего кофе. Так и есть. Ты крепкая, вкусно пахнешь, а я разбавляю горечь боли крупицами сладости.
Умение любить – это слабость, так что она осталась Регине. Но ты пытаешься… Пытаешься меня любить, а это дорого стоит. Больно думать о неразделённости чувств, но и это не совсем правда.
Ты любишь меня так, как может только Злая Королева: даруя нежность и сжигая дотла.
Мы одновременно доходим до точки невозвращения. Наши стоны звучат в унисон. Похер на Белль, на Регину, на Голда… на нереальность мира, на воздушные замки… Ты здесь. Со мной. Я так боюсь, что однажды Регина передумает, захочет тебя вернуть. Моя. Моя Королева. Только моя.
- Я люблю тебя… - хрипло выдаю я, когда перед глазами пляшут шальные искры страсти, от которой тело всё ещё пробивает мелкая дрожь.
И ты не отвечаешь, потому что не можешь или не хочешь врать. Сомневаешься. Не будешь демонстрировать слабость. Наплевать. Я в твоих объятьях, так что пусть вселенная катится в пропасть.
Ты прижимаешь меня к себе. Твоё сердце бешено бьется. Меня это успокаивает. Пусть оно никогда не останавливается.
Любишь. Ты меня любишь, сука. Моя королева. Не признавайся, правильно. Это не в твоём духе. Но я знаю правду. И этого достаточно. Этого всегда будет достаточно.
Слэш
Shattered Memories.
Автор: JustNobody
Фэндом: Однажды в сказке
Пэйринг или персонажи: Питер Пэн/Генри, Феликс
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Фэнтези, Эксперимент
Размер: Мини, 1563 слов
Статус: закончен
читать дальше
В Питера Пэна верят все. Должны верить для своего же блага. Каждый мальчик в каждом мирке. Бог Неверлэнда привык обладать властью, когда захочет и над кем захочет. В его руках заключается сила, необузданная никем другим. В его разуме обитают самые разные мысли, призраки идей и отражения очередных коварных планов. Пэн любит заговоры, уловки, подстрекательство. Вот оно – истинное веселье.
Когда мальчишки устраивают безумный праздник радости, вытанцовывая вокруг костра, выбивая радостные кличи из легких, он стоит в сторонке и ухмыляется. Они не видят, как их тени тянутся к своему истинному повелителю. Не чувствуют, что их жизни держатся на хрупкой ниточке, паутинке, которую Пэн может оборвать в любой момент. Его это забавляет.
Может, давным-давно он и был Малькольмом – старым дураком, пытающимся сбагрить куда-нибудь сопляка-сына, маленького надоеду, который портил ему жизнь одним своим присутствием в ней. Был. А Румпель был мальчишкой с большими глазами, полными стеклянных слёз и бесполезных страхов. Теперь они оба встали на путь величия, на скользкий путь, за которым тянется кровавый след, который не оттереть даже самым волшебным порошком. Отец и сын. Вряд ли хоть один из них об этом сожалеет, с каким бы жаром не разглагольствовал Тёмный о поисках утерянного Бэлфайра. Пэн лишь смеётся над этими речами, и этот смех – плевок в лицо. Он не верит Румпелю. Думает, что тот и сам в это не верит, как бы ему не хотелось.
Питер смотрит на Генри, безучастно сидящего в углу, на отсутствующее выражение его лица и скуку, прописанную в сонливом взгляде. Гнев подступает к горлу. Будь он Малькольмом, давно бы уже выбил всю дурь из этого мальчишки, да так, что тот бы потом неделю сидеть не смог. У Пэна другие методы – менее жестокие, но так только кажется. Они изощреннее, более искусные, однако на самом деле подлость и жестокость невидимым налетом кроют каждый его шаг.
На ночном небе, чернеющим над их головами, таком близком и невыносимо далеком, таком фальшивом, с криво приклеенными звёздами и нарисованной наспех луной, показался таинственный отблеск. Его заметил только Пэн. И ухмыльнулся. Он часто ухмылялся, но с таким удовольствием, протягивающимся от уха до уха – почти никогда.
Вожак стаи уходит в джунгли, продирая себе дорогу сквозь преграды зелёных массивов, одеялом стелющихся по всему острову. Мальчики продолжают танцевать. Потому что так хочет Питер. Генри продолжает скучать, прижимаясь спиной к дереву. Не снимает пальто, игнорируя жару, душными сетями опутывающую всё вокруг. Наверняка думает о доме, о семье… Скоро совсем иные мысли поселятся в его доверчивой голове и в сердце, которое верит по-настоящему. Потому что так хочет Питер.
Потому что Питер Пэн никогда не проигрывает.
Ни-ког-да. Пусть запомнят все: и его сын, в котором трусости ровно столько же, сколько магии, и остальная команда путников, забредших в Неверлэнд. Может, если Спаситель выживет, Пэн вырежет эту фразу на её животе тупым остриём ножа – тогда она и её дружки этого точно никогда не забудут.
Горячий ветер ласково гладит щёки, копошится в волосах. Шум вакханалии, творимой в лагере, остался позади, как и пламя костров, как и маленький пленник, мечтающий попасть домой.
Тень плавно опустила Феликса рядом с Питером. Её глаза были ярче звёзд на небе, но такими же холодными и неживыми. Мальчишки всегда боялись кататься на ней, словно та может укусить или утащить их в страшное подземелье. Пэн без намека на сочувствие смеялся, видя жалостливый испуг на их лицах. О… его тень могла сделать кое-что похуже, и вряд ли кто-то из трусливых парней захочет это проверять.
Только Феликс всегда был другим. Только Феликс протягивал ей руку, словно старому другу. И тень отвечала ему тем же, тогда как для остальных мальчиков путешествия рука об руку с ней обращались в маленький ад.
Преданный пёс. Он стоит вместе с ним в тени, пока остальные пляшут, сами того не ведая, воздавая хвалу жестоким богам. Богам Неверлэнда – теням из мира холодных оков, где жизнь – иллюзия, дымка, а смерть сидит на троне и костлявой рукой повелевает всем сущим. Феликс преданный, честен перед хозяином. Остальные – сопливые трусишки, которым не хватало поцелуев мамочки на ночь. Он не такой – Пэн сразу заметил это. Даже когда в руках у остальных мальчиков настоящее оружие, они смотрятся жалко. Смотрятся детьми, играющими в войнушку. А Феликс никогда не относился к этому, как к игре. Не боялся убить, не стыдился украсть, не смущался ударить женщину или ребёнка.
Феликс, может, никогда не был сорокалетним пьянчугой, зарабатывающим на хлеб обманом и азартными играми. Однако внутри он прогнил так же сильно, как и Питер Пэн. Его душа источает тонкий аромат отчаяния, смешанного с ненавистью и желанием поставить мир на колени.
Они так похожи. Пэна это радует. Пэн ухмыляется. Ухмылка Феликса, показавшаяся в ответ – кривое отражение его собственной. В их глазах один огонь, в их душах одна чёрная река, изгаженная тиной, отравляющая окружающий её лес. Вот только Пэн – бог, а Феликс – его проповедник. Парень с рвением выполняет приказы и редко задает вопросы.
В другом времени и месте, в иной жизни, Пэн бы мог назвать его другом.
Немного потоптавшись на земле, словно привыкая к твердости под ногами, Феликс, наконец, извлёк из карманов балахона небольшой мешочек. Приказ исполнен идеально и точно в срок. Питер одобрительно похлопал его по плечу. Пёс заслужил, чтобы его потрепали за ухом.
- Я достал её, Питер, - гордо сказал парень, - перед смертью ведьма рассказала мне всё. Она… эта штука сработает так, как тебе надо. Но есть одно условие… - добавил он уже не так звонко, чуть понизив голос, будто если слова окажутся тихими, Пэн не обратит на это внимания.
- Какое?
Пэн ухмыляется иначе, и в его ухмылке – лёд, чёрной коркой накрывший реку. Одна ошибка – и Феликс провалится в мутные воды, потонет в них.
- Её, - сглотнул мальчик, прилагая все силы, чтобы не прекращать смотреть в глаза вожаку, - надо передать поцелуем, Пэн. Только так. Изо рта в рот. Та ведьма была… ну, профессии у неё были самые разные. В общем, суть такова. Тогда он обязательно поверит.
Пэн рассмеялся, сначала рассеяно, потом безрассудно. Руки от колик вжались в живот, стремясь утихомирить накатившую дрожь. Феликс молча стоял и смотрел на это. Впервые за целые столетия он казался напуганным до смерти.
Малькольм целовал женщин, да и не только целовал, если те позволяли. Пару раз под страхом унижался перед мужчинами – не всем нужна была расплата деньгами, после того, как он обдурил их и прикарманил средства из чужого кармана. Городской трус был жалок и грешен, хотя похоть не числилась в его многочисленных пороках.
Питер Пэн не целовался ни с кем. Тем более – с мальчиками. Даже не думал об этом. В каком-то смысле его интересовала власть над чужой плотью, но только не в подобном ключе.
А иного выхода просто нет. Риск слишком велик, а цена не так высока. Сопляк будет верить Питеру Пэну, каждое слово принимать за чистую монету.
Феликс устал. Путешествия между мирами отнимают много сил. Взгляд у мальчика прояснился, когда Пэн пришел в норму и ловким движением вырвал мешочек из его рук.
- Приведи сюда Генри, парень. Я всё сделаю, как надо. Питер Пэн никогда не проигрывает, помнишь?
Верный пёс замахал хвостом. Хитрая усмешка, такая же, как и у хозяина, встала на законное место.
- Питер Пэн никогда не проигрывает… - повторил он так, словно зачитал строчку из молитвы.
Пока слуга покорно зашагал выполнять приказ, хозяин Неверлэнда с детским любопытством извлёк диковинку из потёртой оболочки, небрежно отшвырнув мешочек прочь. Ягода, пропитанная заколдованным соком. Каждый, кто вкусит её после поцелуя с Пэном, будет верить его словам без тени сомнений. Необходимый метод. Время утекало сквозь пальцы, а песок утекал в огромных песочных часах, напоминая Питеру, что все мы смертны. Даже боги. Даже он.
Феликс привел парня так быстро, что Пэн не успел окончательно потонуть в воспоминаниях о Малькольме… Они пробуждались от долгого сна. Он так старательно хоронил их, но воспоминания раздирали обивку гроба, выковыривали гвозди из крышки, а потом начинали рыть путь на свободу. Пэн не может бороться с собственным разумом – это чревато сумасшествием. Лучше уж помнить свою жалкую жизнь в теле взрослого. Помнить, чтобы теперь никогда не повзрослеть вновь.
От наглой недовольной мордашки Генри у Питера чесались кулаки. Сын Злой Королевы с нахальством монарха и слепой праведностью Спасителя. Трусливым Бэлфайром тут и не пахнет.
- Зачем ты меня позвал? – спросил сопляк, словно Пэн посреди ночи пришел в его дом.
- Мне нужно поговорить с тобой, Генри, - так мягко, как только возможно, ответил он.
Питер кивнул головой. Феликса как ветром сдуло. Он всегда понимал хозяина без лишних слов. Пэн ухмыльнулся. Хороший пёсик.
Мальчишка недоверчиво наблюдал за приближающимся Питером, скрещивая ручки на груди. Легкий прищур, холодный взгляд – маленький сопляк сохранял достоинство. Бог Неверлэнда был впечатлен спокойствием пленника, хотя и не собирался это признавать.
Во рту язык греет ягода. Когда Пэн склонился слишком близко, Генри приоткрыл рот – наверняка хотел что-то сказать. Когда губы Пэна коснулись его губ, он словно выключился. Когда ягода попала в его рот, мальчик непроизвольно проглотил её. Пэн ухмыльнулся. Хороший мальчик. Послушный мальчик.
Поцелуй не был отвратителен, как думал Питер. Не был мерзким, неприятным или тошнотворным. Немного неестественным, да и губы у Генри оказались холодными – только и всего. Тоже самое, что целовать женщину.
Мальчишка вырубился. Мягко съехал на почву Неверлэнда. Питер не собирался его ловить. Из чуть приоткрытого рта околдованного парнишки вырвался магический пар. Пэн надеялся, что когда Генри очухается, то не вспомнит события прошлой ночи.
Влажный след чужих губ осел на его устах. Вкус был странным. Ощущение – ненормальным. Малькольму нравилось целовать женщин. Питеру всегда было без разницы. Он создан для более великих дел.
Стыда не было. Только Малькольм скребся о стенки тела, о границы ума, требуя, чтобы его вспомнили. Сначала Румпель, перед которым надо играть сожалеющего папочку. Теперь Генри, ради которого нужно вновь ощутить позабытые пристрастия и плотские низменности.
Но теперь сердце, которое верит по-настоящему, в его руках.
Питер Пэн никогда не проигрывает.
Питер Пэн ухмыляется. Смеется. Вот только смех какой-то рассеянный.
-
-
23.02.2014 в 21:46Это я недоаффтор тот еще и мне это не под силуShattered Memories - это, конечно, нечто, но то, как написано - мне понравилось
-
-
25.02.2014 в 02:14Я очень рад, что вам понравилось. с:
Это я недоаффтор тот еще и мне это не под силу
Сказал человек, писавший пейринг Дэвид/Эмма
-
-
25.02.2014 в 06:33О боже, вы читали это.
-
-
14.03.2014 в 19:54-
-
14.03.2014 в 20:01Просто приступы нытья и самоненависти до него не доберутся, так что хранить тут фики удобно
Дайрик не плох, но не столь удобен, как хотелось бы :С
-
-
14.03.2014 в 20:50-
-
15.03.2014 в 23:12-
-
16.03.2014 в 01:27Автор весьма польщен) Даже подумывает написать что-нибудь ещё на сей пейринг.
Благодарю вас.
-
-
16.03.2014 в 18:25